ОТБРОСЫ ОБЩЕСТВА

Нацбол Дима Билан

http://limonka.nbp-info.com/limonka_print_1194940939_1194944277.html

Дима Билан: Если ты будешь спрашивать меня про ту же самую поебень, ну, творческие планы, девочки, клипы – вырубай сразу диктофон…
Отар Кушинашвили: Хорошо. А про что тогда побеседуем?
Дима Билан: Про Национал-большевистскую Партию. Кстати, можешь меня поздравить, я теперь её полноценный член.
Отар Кушинашвили: …Подожди. Её же вроде как запретили?
Дима Билан: Ну и что? Марихуана тоже запрещена. А её везде навалом. А НБП круче, чем марихуана.
Отар Кушинашвили: Кстати, насчёт марихуаны…
Дима Билан: Бля, я же сказал, о поебени разговаривать не будем.
Отар Кушинашвили: Ладно. Можно, конечно, и об НБП поговорить. Только ты сам понимаешь, что такое интервью никто не напечатает.
Дима Билан: Мне теперь всё равно – напечатают интервью со мной или нет. Я теперь, понимаешь, сво-бо-ден. Сво-бо-ден. И это гораздо круче, чем все эти концерты, тупые соски визжащие, миньеты в гостиницах, кокс в чилауте, счёт в банке. Я только теперь начинаю жизнь – такую, ради которой я на свет появился.
Отар Кушинашвили: То есть, ты хочешь сказать, что сцену покидаешь?
Дима Билан: Нет. Сцену я не покидаю. Но я выхожу на неё с красным флагом. И с чёрным серпом и молотом – в белом круге.
Отар Кушинашвили: Подожди. Ты это серьёзно?
Дима Билан: Серьёзно – это когда продюсеры бабки делят. А у нас, нацболов, – весело и страшно.
Отар Кушинашвили: Во-первых: как тебе это пришло в голову. Ну, вступить в НБП. В партию, которая, во-первых, запрещена, во-вторых, чуть ли не фашистская какая-то…
Дима Билан: Погоди. Не надо мне пропагандонскую хрень из телевизора пересказывать, ОК? Мы с тобой не идиоты, хотя у тех, кто смотрит телевизор, такое впечатление может сложиться. Но мы с тобой понимаем, что нам можно, а что нельзя, о чём говорить, а о чём молчать. Так вот, то о чём мы с тобой говорим по ящику, то, о чём мне разрешалось петь – это полная хуйня и идиотизм. И мы с тобой это тоже понимаем. А теперь представь – я просто послал всё это подальше. Судя по всему, тебе это сделать страшно, или семья там, дети, которых надо кормить, опять же уровень жизни какой-то, не хочется после ананасов переходить на картошку. Я тебя не осуждаю. Не все могут быть героями. И я тоже не герой. Но быть куклой, которую за ниточки дёргают, мне надоело. И я вот это самое "нельзя" послал куда подальше.
Отар Кушинашвили: Зачем?
Дима Билан: Затем, что я человек. И я смертен. И почувствовать перед смертью, что всю жизнь занимался говном и был говном сам – очень не хочется. Я смотрю на все эти довольные рожи, одной из которых был я сам, и меня, понимаешь, прёт оттого, что я из этого говна ну не вылез пока, но хотя бы просвет появился, если мне хватит сил и воли устоять. Для меня даже теперь не победа важнее, хотя в нашей победе я не сомневаюсь, потому что это всего лишь вопрос времени, хотя бы потому, что всё это говно исчезнет без всякого следа и даже вони не оставит. Для меня важнее, что я сделал первый шаг. Это как научиться ходить. Или летать. А до этого я умел только ползать.
Отар Кушинашвили: Да, круто. Вот Юлиан ислам принял, но твой вариант круче. Но вряд ли теперь с таким настроением тебе что-то светит – не только на эстраде…
Дима Билан: …но и вообще в жизни, так? (смеётся) Это раньше для меня ничего не светило. Или всю жизнь козлом скакать перед… ну, не хотел бы оскорблять мою публику, в конце-концов, это правила игры, я изображаю дебила на сцене, они изображают дебилов в зале. Или слили бы, как моего земляка Сташевского. Пел бы песни столетней давности перед ностальгирующим офисным планктоном за мелкий прайс.
Отар Кушинашвили: Слушай, а ты же вроде молдаванин? Тебя как, без проблем в нацболы приняли?
Дима Билан: Это ты для чего меня спрашиваешь? Чтобы разведать, могут ли грузина принять? Не бойся, примут, если ты не ради херни припёрся, и не кокса перенюхавшись, а для реального дела.
Отар Кушинашвили: Какого реального дела?
Дима Билан: Реального дела? Тут особо гадать не нужно, ради какого – просто глаза разуть и посмотреть, что вокруг тебя творится. Хотя нам, артистам, выделено что-то вроде бонусной зоны – хочешь, наркоты обожрись, с сексом проблем нет, гостиницы дорогие, только пальцем шевельни, тебе анус вылижут и ароматной салфеткой подотрут – только переться с этого могут или совсем уж лохи тупые типа Иванушек – и то первый месяц, или галимые провинциалы, типа меня. Ну, представляешь, как меня всё это сначала вставляло – у нас в Молдавии вообще ж пиздец полный, жуть замогильная, почти все мужики разбежались, кто в Европу, кто в Москву, что с голода не сдохнуть элементарно. А тут какое-нибудь чмо из подтанцовок отказывается с тобой ехать, если утром бутер с чёрной икрой в гостинице в постель не подадут. Причём пока он эту икру жрать будет, ему блондинка не ниже ставосьмидесяти будет отсос с кокосом делать – вот тогда он, пидар, выйдет и пять минут жопой на сцене крутанёт. А при всём при этом какая-нибудь Марья Иванна, которая всю жизнь прогорбатилась, маслом хлеб помазать может один раз в месяц, а остальное время реально голодает. Знаешь, мне не раз и не два на корпоративках выступать приходилось – смотрел я на всё это обожранное жлобьё и думал… Нет, словами этого не передать, что я думал.
Отар Кушинашвили: На корпоративку, я думаю, тебя уже не пригласят.
Дима Билан: Думаешь, я жалеть буду? По их деньгам поганым затоскую? Хотя да, за то, чтобы на эти хари глядеть, особенно, когда они в своём кругу, без галстуков, ничего не стесняются, редактор на ТВ лишнее не вырежет, – за такое удовольствие любых денег будет мало. А знаешь, кто – самое большое, самое мерзостное говно? Я знаю, я его насмотрелся, так что, можно сказать, специалист. Самое мерзостное говно – чекисты из Кремля. Ну, чего ты так дёрнулся? Сейчас они через твой диктофон наш разговор засекут и пришлют бригаду. И тебя, за то, что ты при этих моих словах не кинулся стучать куда надо, настанет пиздец – всей твой карьере. Пойдёшь асфальт укладывать или мусорные контейнеры грузить. Если на зону не отправят по этапу. Блядь, какие ж вы все пугливые. Ты вспомни, что ты мужчина, у вас на Кавказе это слово с большой буквы произносят. Ты кого боишься? Этого плюгавого мудачонка, которого дочка Ельцина по щекам хлестала, а он стоял, головку в шею втянув, безропотно, только б не выгнали из тёплой компании. Это теперь он из себя цезаря корёжит, пропидар гебешный.
Отар Кушинашвили: Слушай, я пришёл к тебе брать интервью, а ты вместо этого мне такого наговорил, что я теперь ума не приложу – что мне со всем этим делать теперь? Напечатают это, в лучшем случае, лет через сто, когда ни меня, ни тебя уже не будет.
Дима Билан: Слишком долгий ты срок положил этому мудачью. Поверь мне, нормальная жизнь наступит гораздо раньше, и отвечать им придётся очень скоро. И я лично сделаю всё, чтобы эти сроки наступили побыстрее. Всё, что в моих силах. И даже напрягусь, и постараюсь сделать то, что свыше моих сил.
Отар Кушинашвили: Ну ладно, заканчиваем. Думаю, что твои почитатели вряд ли в ближайшее время тебя увидят и услышат.
Дима Билан: Те, кто меня увидит и услышит, увидит и услышит именно меня, Диму Билана, а не впендюренный им глянцевый муляж. Я не играю в их игры. Пусть они в косметологической клинике моего клона сделают, пусть он им Глорию Джинс рекламирует и по сцене под фанеру скачет. Я теперь не с ними. Я с теми людьми, с которыми быть не стыдно. И то, что они меня приняли, и я теперь могу сказать про себя: "я – нацбол", для меня это – огромная честь. И эту честь я постараюсь заслужить. И не уронить. Не быть сволочью. А сволочи сказать в её продажные изовравшиеся глаза: Ты – сволочь. И, кстати, напоследок похвастаюсь тебе моей новой татушкой. (Дима оголяет предплечье. На нём выколота граната Ф 1, в просторечии – "лимонка". Наколка совсем свежая, кожа вокруг неё покраснела и воспалилась.)