РУНА Русско-Украинский национальный альянс. Настало наше время, и Мы возникли. Возникли сейчас, потому что сейчас востребованы историей. Подошли последние времена. Все что связано с ними, не может быть понято вне судеб Русского мира, вне Наших судеб. Все вокруг Нас. Последний народ, способный еще пробудиться. Бросить вызов мерзости охватившей мир. Армагеддон и Мы. Мы и Армагеддон. Силы мрака вплотную приблизились к Нашим пределам. Все что творилось в мире все последние годы, вся эта адская пляска, снопы огня и горы трупов, имело своей целью Нас. Последний народ, способный, как по своей духовной мощи, так и физической, выстоять. Насколько бы невероятным это не казалось. Нет больше Югославии, нет Ирака, нет практически никого. Мы должны быть последними в этом списке. Точкой в этом тексте. В этом приговоре миру. Есть только Мы. Но есть пока потенциально. И этим страшны. Запад устами своих ястребов говорит о перспективах России, как конфедерации. Желает видеть разорванным в клочья материнским пространством, пока единым и способным выносить ребенка Нашего возрождения. Нашего царства. Пускай уйдет все лишнее и чужое, но Мы, русские, украинцы и белорусы должны быть вместе, должны по прежнему быть тремя ветвями одного дерева. РУНА, организация интегральных восточнославянских, можно сказать росских националистов. Конкретно здесь: Русско-Украинский национальный альянс. Альянс антиамериканский, антинатовский, и это особенно важно. Подавляемый во всех его формах на территории США, национализм, культивируется, поощряется, поддерживается «мировым арбитром», там где это ему выгодно. В сугубо деструктивных целях. Разделяй и властвуй. Это было в Югославии, теперь это происходит в Украине. Позитивная, идеалистическая организация, может получать ресурсы через цепь посредников, так и не узнав, откуда, и с какой конечной целью это направляется. Преследуя вполне положительные, конструктивные цели, она будет мыслить тактически, не понимая, что стратегически, с высоты птичьего полета, ее действия являются, одним из моментов общего продуманного разложения. Поэтому Мы подчеркиваем, что Мы – интегральные националисты. Национализм со знаком плюс а не минус. Последние преемники, наследники, миссии индоевропейских народов. Все относительно здоровое, и духовно и физически, арийское, осталось только у Нас. С Европой практически покончено. Нордический реванш если и возможен, то только здесь и отсюда. Об этом ясно говорит наш символ. С Севера на Юг, и с Востока на Запад. Наш, росский Восток, есть геополитический преемник Севера. Нынешний Российский режим не может являться Нашим союзником. Несмотря на его сору с Западом, вызванную обстоятельствами, но ни как не противоречиями в области духа и идеи, он не может быть для нас приемлемым. Это меньшее из зол. Запад есть враг абсолютный и содержательный. Он несет иное и смертельное для Нас, для Нашей культуры. Россия сегодня, это всего лишь - обороняющаяся пустота, не несущая никакого положительного для нас концепта, смысла. В час пик Мы должны будем сделать выбор. Или отойти в сторону, или стать на стороне пустоты. Пока экспансия Запада в ней фрагментарна, культурна, Мы в силах попытаться заполнить ее своим смыслом. Смыслом нашей традиции. Но при политической экспансии и контроле, при конфедерации по Бжезинскому, это будет невозможно. Это конец. Мы последние и единственные. На страже русского мира. РУНА, организация сетевая. Называйтесь, объединяйтесь, если нужно регистрируйтесь, на местах. Мы едины в целях и в истоках. Если будет нужно, соберемся. ingvar_garcavi
Отправлено: 28.10.08 00:03. Заголовок: Немец Игорь Гаркавен..
Немец Игорь Гаркавенко За день до дня рождения подняли на отряд с этапки. 23 февраля 99го. ПИК-64 На следующий день всех прибывших к отряднику. Поочередно. Для знакомства. Подполковник Руднев Владимир Иванович.
– А что это за статья такая, 89я?
Объяснил.
– Ого, и кого это ты?
Перечислил эпизоды.
– Это что, у вас в Харькове такая движуха?
- Да нет, молодежь в основном капитализирована. Только мы были.
– Ясно. Да, есть тут у меня один…
- Знаю.
– Смотри, что бы баталий у вас с ним не было.
– Думаю, будет все в порядке.
Это время моего знакомства с ним, Немцем, Серегой. На две с половиной тысячи человек зоны, было всего двое политических. Он и я Мы попали с ним вдвоем на один из тринадцати отрядов. Возможно, все было сделано специально. Для эксперимента. Что, мол, там у них выйдет. Русский националист и Унсовец на одном отряде. Если ждали, то результат их разочаровал. Мы чифирили с ним из одной кружки, уже в день моего подъема на отряд. Израильский информационный центр сгладил все углы, стер все противоречия, между незалэжной, и единой и неделимой.Конечно у обоих «политиков» было потайное желание перевести второго в свой лагерь. У Немца больше. Он был в зоне уже года два. Чувствовал себя уверенно. Отношение к России ортодоксально бандеровское на тот момент. Вскоре оно изменится. Благодаря мне. Чисто германские черты, даже идеально эсесовские. Только не жесткие и холодные, а, несмотря на выраженный кшатризм, теплые и позитивные. Светлые, русые волосы, голубые глаза, высокий лоб, прямой нос. Глаза постоянно разные и постоянно как будто под чем-то. Говорили что это последствия «Тайной доктрины» Блаватской. До книги глаза были нормальные. Да, возможно он злоупотреблял оккультизмом. Зоновское постоянство во всем, вечное настоящее, поощряло это. Больше некуда было идти, и люди с масштабным сознанием, духовными, интеллектуальными потребностями, уходили туда. Все знали Немца. Он мог выйти ночью, стать посреди локала, асфальтной площадки для прогулки, и уставиться на звездное небо. Потом подойти, и с совершенно безумным взглядом сказать мне, что там сейчас с луной, юпитером, большей медведицей и т.д. и т.п. Перемены «там», никогда не происходили без его внимания. Он был НАСТОЯЩИЙ. Можно сказать архетипичен. Мистик, маг, лунатик, герой, правильно сумасшедший, абсолютный манифестационист. Идеал арийца, воина и жреца. Природен, естественен. Книги лишь добавляли, вербализовали то, что было ему присуще органически. Это была кровь, и это был дух. Происхождение и биография. Катастрофически добрый, в тех условиях, где этим нельзя злоупотреблять. Когда он получал передачу, к нему в купе выстраивалась очередь. Все уходили с чем-то. Он постоянно чем-то, кому-то помогал. Писал помиловки, кассационные жалобы... Я совершенно ничего еще не понимал в зоновской постанове. Только заехал. В этом муравейнике, моим примером мог быть только он. Единственный политический, до меня. Больше «моих» здесь нет. Только он. Видел отношение к нему блатных. Уважительное, на равных. Постоянно заходили к нему, интересовались, есть ли чай, курить. Если не было, ему несли. С ним советовались. Я поинтересовался о нем, у зеков. О причинах такого отношения. Позитивного настоящего мало для этого. Должно быть конкретное прошлое. На зоне был такой ритуал, арестантская контринициация, своего рода. В теплый сезон, весна, лето, все прибывшие этапами зэки, поочередно запрягались в плуг. Должны были пахать запретную полосу, что бы в случае побега, или попытки, остались видны следы. Арестантов заставляли таким образом выступить, символически и конкретно, против арестантской солидарности. Такой человек был запятнан относительно идеи навсегда, и смысла идти даже на какое то ограниченное отрицалово у него не было. Немец, практически единственный в своем этапе, отказался даже прикасаться к плугу. «Я казак, а казаки землю не пахали». Вот и все. Пришла вся оперчасть посмотреть на «казака». Было ясно, что случай неординарный. Это не просто понятия, к которым уже привыкли и насмотрелись. Знали что политический. Унсовец. Исаев, хозяин зоны, посмотрел на него.
– Шо, на подвал?
- Поехали на подвал! Но плуг я не возьму.
Исаев вызвал подполковника Руднева, начальника первого отряда.
– Так, Руднев, забирай его к е…ной матери на свой отряд, и шоб я больше его не бачив.
Так, удивительно, без всяких подвалов, несмотря на отказ, Немец поднялся на отряд. Познакомившись с его менталитетом, и не зная что с ним делать в случае открытого противостояния (на репрессии не решались) сотрудники закрывали глаза, делали вид что не замечают того, что он никогда не работает, никогда не убирает по своему дежурству спальное помещение. Отдавал сигареты и чай, мог снять с себя последнее, но не мог позволить себе быть ниже кого-то, в этой арестантской массе. Ниже блатного. Я же в свою очередь, понял, что не могу быть ниже его. Он был моим примером. Он из украинского, я из русского, национализмов. Его доля не абсолютна, но велика, в том, что я отсидел свой срок именно так, а не иначе. Ему было присуще, не взятое от кого-то, заимствованное, а личное, природное отторжение всего того, что клеймится в литературе, отражающей классические ценности; нации, семьи, мужского, гармонии физического и духовного. Там где он встречал, что-то экстравагантное, оригинальное, но не знакомое ему в плане критики, он своим природным нюхом чуял неладное и разоблачал. С ним нельзя было не согласиться. Язычник. Это язычество проявлялось во всем. В общении со звездами, луной, деревьями и символами. Он ненавидел как все неестественное, извращенное, так и всякое креацио, абстрактное, бумажное, оторванное от земли, от шума листвы, леса. Он мог проснуться, сесть на свою нару и очень громко, с оттенком параноидального психоза, громко сказать: Иегова пидараст! Или: Перун вы….т Иегову! Это было наверно необходимо ему для самого себя. В большей части, конечно, предназначалось для всех тех адвентистов, иеговистов, пятидесятников, что были на нашем отряде. Церкви всех этих конфессий, на зоне были. У каждой по кабинету. Конечно, это было рассчитано на евреев. Но ни первые, ни вторые, третьи, четвертые, не питали к нему ненависти. “Просто чудак этот Немец и все”. Настолько этот фашист был позитивен. В тот же день, они все, в разное время, могли выпить с ним чифиру, кофе, скурить пару сигарет. Конечно, пошутить. Не шутить с ним не получалось. В голове этого «доброго маньяка» была своя иррациональная вселенная. Свои планы выхода ее сюда. Он рисовал в огромных тетрадях. Там уплотнялась, материализовалась, первичным, символическим образом, его армия. Армия Артура двадцать первого века. Спасителя человечества. Арийского REX SACRORUM. Царь священнодействий. Цветными ампулами были нарисованы знамена, гербы, рода войск, кресты, мальтийские и т.д…Ничего такого нигде не было. Разве что-то подобное.. Где то... Было нарисовано все до мелочей. Звания, порядок, иерархия, знаки отличий… Все эти солдаты, офицеры, были нарисованы взрослым мальчиком, в форме, на каждой странице. Время от времени, он открывал эту огромную тетрадь и начинал свой реванш против всего внешнего, реального, серого, неестественного, уродливого. Абсолютно во всем, тотален. Целостен. Человек артефакт. Приносит ли это ему счастье или страдания. Он таков и все. С миром, или против мира. Кто сильнее. Но он таков и все. Он оттуда. Из настоящего –“отсюда.” Однажды, после того как чифирнули, Немец начал шевелить свои старые бумаги. Заметив его обвинительное заключение, я сразу взял, открыл посередине, просто пробежать глазами и все. Выпустил из рук только тогда, когда прочитал полностью. Там, на середине, я попал на показания в суде, какого то сотрудника РОВД, Черкасской области. Родина Немца. Так вот что он показывал. Напарник его по смене пошел в одну из камер, видимо привести одного из заключенных на допрос и т.д. Дальше он услышал, как в этой камере загремели, упав на пол ключи. Потом удары, стоны. После из открытой камеры на него выбежали, Смирнов, на тот момент глава УНА-УНСО г Ватутина Черкасской области, и его молодой зам Серега. Смирнов был с пистолетом, вырубленного в камере сотрудника. Его ударили рукояткой по голове. Ключи от оружейной, он, как показывал, отбросил в сторону, но их нашли. После, он услышал, как отпирают двери камер, и выпускают заключенных. В одной из камер, сказали, что их открывать не нужно, и они ни в какой побег не идут. Видимо, ранее сидевшие. Знали, чем заканчиваются такие игры. После, выбежав на улицу, Смирнов, пан Мыкола, как его называли; и Серега, вышвырнули из легкового авто, как оказалось, вооруженного сотрудника СБУ. Немца взяли, вроде бы через месяц. Смирнова раньше. Смирнов, он же Неподчестный. За 50т, на тот момент, или около того. За истинно казацкий дух, его запомнила как администрация, так и зэки, всех пройденных им тюрем, зон. Он категорически не хотел сбривать свои запорожские усы. Когда однажды снова встал этот вопрос, наступил предел, и он вырубил дежурного помощника начальника колонии. Упал помощник, покатилась фуражка. За это пан Мыкола поехал на Житомирскую крытую, на три года. Случайно, по этапу, я встретился с человеком, его семейником по 89й, туберкулезной зоне. Пан Мыкола умер, не досидев свои 15ть. Оставалось совсем немного. У Немца было 11ть. Смирнов отстреливался и орал до последнего, когда его брали. Говорили, что был задействован даже вертолет. Немца в первые дни отбили так, что до сих пор нельзя есть перец и что-то там еще. Он не любил хвастаться. Говорить о своем прошлом. В этом он тоже был идеален. В двух словах рассказывал о Приднестровье. Однажды на зону заехал человек из его организации. Почти мой однофамилец. Воевал в Молдавии. Я спросил его о Немце.
– Да, Серега был повыше. Он был в охране президента Смирнова.
Немец был недоволен, что о нем узнали. До моего прихода на зону, к нему приезжали сотрудники посольства Приднестровья. Привозили гос награды, грамоты… Немец все раздал направо и налево. “Я не за этим туда ездил.” Общаясь со мной, знакомясь со всей нац прессой, что приходила на меня из России, он не мог не изменить своего отношения к ней, к России. Я больше не слышал от него ничего, того злого и банального, что было раньше, относительно нашего русского соседа. В его происхождении была тайна, так соответствующая всему, что с ним связано. Биографии, менталитету, склонности к оккультизму, вере в мировой заговор… Он постоянно пытался выйти на Германское посольство. Какая то тайна с его корнями, исходящая из суматохи второй мировой. Ожидавшие от нашего соседства, чего угодно, но только не того, что вышло, граждане начальники были немало удивлены, когда начались мои первые подвалы, и скатку, матрас, со всем необходимым, мне на изолятор, с отряда, нес именно унсовец.
В 2002м, меня вывезли с 64й на три года. За это время Серега освободился. На новый 2003й, он мне прислал на крытую, огромный календарь с Че. На день рождения книгу об ОУН УПА. После моего выхода, мы с ним встретились в Киеве. Он восстановился как тренер команды по легкой атлетике, в своей области, и поступил в Киеве, на юридический. По прежнему исповедует те же ценности, которыми жил всегда. Только с методами все иначе.
Отправлено: 30.10.08 08:09. Заголовок: К нам в руки попал о..
К нам в руки попал один из ранних текстов Игоря.
ПРАЛАЙЯ
ПРАЛАЙЯ 94 год. Знал что сделаю это. Однажды сделаю. Задумывался уже в 17ть,18ть.Иногда, внезапно посещало это озарение, осознание, предвкушение. Скоро это произойдет. Тогда я перестану быть просто человеком. Выпаду, покину ту вертикаль или горизонталь жизни по которой шел вместе со своим поколением, за предыдущим, перед последующим. Что бы стать сверхчеловеком. Из динамики жизни, времени, в монументальность статики, вечности. Из тепла в холод .Из молодости, веселости, дружбы, в одиночество, еще не знал что- трагизма, не ведающего возраста, но все же такого глубокого сейчас. Из экстра в интро. Из самодовольного спора с кем то, в расщепление, в разлом самого себя, в шизофрению, в бессонницу, во вздрагивание и крики среди ночи. В войну с самим собой. Конечно, обо всем последнем я не знал. Думал что будет только одиночество и книги. Те, до меня, каждый в свое время, сделали это. Подходило мое. Друзья, родные, все знали что скоро это будет. Были предупреждены. Родные знали что скоро съеду от них по другому адресу и буду заходить только раз в неделю. Друзья знали что однажды исчезну. Что при встрече не буду подходить и здороваться за руку. Только кивком головы. Ничего личного. Просто так нужно мне. На сколько? Или на всегда? Или до встречи, но на совершенно иной основе? Не знал. 3го марта 94го Леша помог мне донести вещи, книги, компьютер, по моему новому адресу. Хозяйка Клавдия Тимофеевна. Приятная женщина. Прекрасной души. Состояла в какой то религиозной конфессии с центром в Европе. Что то современное, радужное, веселое, поющее песни, улыбающееся. Христос нам завещал любить…Любила ставить кассеты с этими веселыми, банальными песнями на неизвестном языке. В комнате отведенной мне стояли какие то ее иконки, изображения, красивые, нарядные куклы. Я приволок с собой огромную, Всемирную историю человечества. В 10 томов. Каждый килограмма три, четыре весом. Должен был прочесть. Военную энциклопедию, Ницше, Майн кампф, четыре тома Ленина, избр сочинений. И т.д. Мой дом, Мекка моей эстетики конечно были в Германии 50 летней давности. Соответствующие фотографии, вырезки подчеркивающие мой мир, уводящий меня туда были расположены здесь, в этой идиллии модернового бытового христианства. Приходя домой я видел что Клавдия смотрела мои книги. Там томик Геббельса не так лежит, там еще что то. Постепенно иконки и куколки исчезли. Однажды пришел и увидел. На отношении не сказалось. Такая же обаятельная, теплая, хорошая. Иногда даже любила завести об этом разговор. О «них».Могла сказать что в своем коричневом пиджаке, черной рубашке, я напоминаю ей именно «тех». Может быть она видела в этом всем какой то провиденциальный замысел. Как это принято у них. Мечтала обратить меня. Возможно. Во всяком случае прекрасная женщина. Установил для себя жесткий распорядок. Не меньше шести часов чтения, компьютер, шахматы. Одинокие прогулки вечером. Вначале все шло как предполагалось. Просто интенсивный набор знаний и эйфория, что все таки, это все со мной. Первые предпосылки кризиса, взрыва, расщепления, некое легкое шевеление глубин, говорящее о чем то приближающемся страшном, едва заметно и тревожно дали о себе знать только через месяц. Больше не было контекста жизни и банальности, посреди которых иногда вставали вопросы абсолютной, первичной важности. Теперь контекстом стали эти самые вопросы. Днем и ночью. 24 часа. Исчезнув во вне, диалог ушел во внутрь. Много психологической литературы, о природе мысли, интуиции, сознании и подсознании…Я и Я.Однажды даже кому то сказал что там три я…Это после чего то из Ницше. Одиночество, режим, однообразная обстановка. Не было ничего что бы позволяло мне, какое то спасительное время быть на поверхности себя. Постоянно внутри. Постоянно против себя а не против кого то. Идеология, позиция выбранная из эстетики, формально, не как потребность абсолютного я, а как красивая нонконформистская, агрессивная ре-акция на это пресное общество, без понимания абсолютных, самодостаточных, акционных глубин этой идеи, все это уже не работало. Этого было мало. А как прекрасно было раньше, навел кого то банального, обычного и недалекого на эту тему и уничтожил, сжег. Спокоен и счастлив. Сейчас нет. Жест, интонация, факты, вскинутая рука, апелляция к символам против вскормленного Ницше самого себя, все это не работает, не побеждает. А если побеждает, вдохновляет, то не на долго. Абсолютные вопросы требуют абсолютных ответов. Мысль как сверло, которое никогда не останавливается в твоей голове. Из истории, обычного накопительства, где обретенный факт или сравнение разрешало задачу, в философию, где каждая достигнутая позиция растворялась спустя короткое время, рождая иногда большее количество вопросов. Процесс не от бесплотного к плотному, неконкретного к конкретному, от тумана к берегу, а часто наоборот. Без конца. Из историка, идеолога, фашиста я вошел в ужас философа, экзистанта…Из казавшейся незыблемой крепости в молекулярный распад. Познакомившись с Армином Меллером, спустя 10 лет, понял что дошел тогда до всей полноты переживаний его центральной фигуры, работы-«Фашизм как стиль».Удержание воинского стиля, продолжение марша не смотря ни на что, не имея при этом ответов на вопросы конечной, абсолютной важности. Позиция воина впервые в истории, в 20м веке. Эта грань произошедшего со мной тогда кризиса, всплыла и была расшифрована только сейчас. Параллельно спонтанному философскому метанию шел можно сказать технический процесс. Сквозь призму определенной литературы, плохо что часто советской, не эстетичной, не гармоничной, именно технической, я исследовал внутренний мир. Природу мысли, интуиции, мыслеобраза, его рождения и т.д. В отличии от механики, моторики, физики эта область вплотную приближается к области чистого субъекта, чистого я. И для меня она была объектом. Продолжительное время. Такие эксперименты, в таком возрасте, спонтанно, синхронно, без необходимого, последовательного режима, без опытного взгляда проводника со стороны; чем еще это все могло закончится? Спираль, воля, напрягшаяся, приготовившаяся к действию на примерах восстания, революции и войны, воля блиц крига, должна была быть задействована в столь щепетильной, аккуратной области. Взрыв был неминуем. Я переживал мысль и видел ее возникновение, первичный мыслеобраз. Однажды эти два параллельных процесса должны были стать антагонистичными, пересечься где то. Я, смотрящий на мыслеобраз со стороны и я, идущий им, слившийся с ним для определенной завершенной мысли цели; должны были однажды столкнуться друг с другом. Так же спонтанно и нережимно шли эксперименты с медитациями, тренингами и т.д. Все по серьезным, специальным книгам. Снова все анархично, истерично и неправильно. Через, уже месяца полтора, два, философствование достигло своей конечной точки. Кто я? Где я? Где земля? Где небо? Добро? Зло? Бог? Хорошее? Плохое?...Что вообще ЕСТЬ? Добро посредством зла, зло посредством добра…А что же есть…Вел тогда что то вроде дневника. Жаль что сжег. Это была истеричная, амплитудная кривая, отражавшая мою экзистенцию. Жаль что сжег. Помню такую запись там: “Нет ни добра ни зла. Есть только любовь к своему делу”. Жаль что всего не помню. Одно измерение кризиса было чисто философским. Рухнула вся прежняя система ценностей, если можно было эти обертки назвать системой. Второе чисто техническое. Злоупотребление этими глубинными исследованиями, экспериментами. Третье, думаю, было в переходе на вербальный уровень во всем. Насквозь иррациональная, музыкальная, мистичная личность, внезапно перешла на рациональный уровень. Вместо постоянно проигрываемой мелодии, там внутри, теперь были только сухие, нервные обрывки каких то схем и установок. Ну и конечно одиночество. Практически полное. Все шиворот навыворот. Наоборот. Наизнанку. Уже после узнал, познакомившись с Дао, Дзен, Кастанедой…, о закономерности этих чудовищных, смертельных процессов. О крушении мира, потери почвы под ногами в этот момент. Для того, что бы восстать, снова, но уже с наличием понимания всей иллюзорности- незыблемости его внешней формы, и всей тонкости, запутанности, внутренних взаимосвязей. И наоборот, невидимой, вечной статики внутри, под внешней динамикой постоянных смен. Прошел сам, столкнувшись с максимумом всех этих ужасов. Лишь после узнал… Работал тогда грузчиком на кондитерской фабрике. Хоть какое то общение но было. В основном на перерывах, в козла с мужиками. В апреле взял больничные на две недели. Купил за коробку конфет. Теперь сам был постоянно. В этом максимуме изоляции все и произошло. Катализатором был технический момент. Подумать, и в то же время «увидеть», как рождается мысль. Эта произвольная операция впервые не позволила «подумать», произвести элементарную мысль. Одновременно подумать и увидеть не получилось. Не получилось ничего. Возник страх, что теперь эта неудача в произвольном, может работать спонтанно и непроизвольно. И она заработала. Я думал, и я мешал себе думать. Я запускал мысль, и я же сбивал ее на взлете. Все это на фоне страха. Абсолютного и тотального. Что здесь чему предшествовало? Технический момент, операционный, послужил катализатором раздвоения? Или же раздвоение бывшее всегда в незаметных формах, и обострившееся по причине одиночества и всех этих экспериментов, воспользовалось ими для своей полной кульминации? Ведь одним из условий запрета, большого спектра внутренних техник, является именно полное отсутствие шизофрении или предрасположенности к таковой. Думаю, второе было главным и первым, а эксперимент был лишь точкой наивысшего проявления. Борьба с самим собой, в те или иные моменты. От более плотного, к менее, от большего к меньшему, от видимого к невидимому. Чем более внутреннее и бесплотное ставится целью волевого воздействия, детерминирования, тем сильнее этот антагонизм, этот я, что против меня. Перенести камень, переставить стул, это элементарно. Разум-физика. Но не дышать, или дышать в ином ритме? Не посмотреть даже один миг, на что-то находящееся немного в стороне от точки твоего внимания. Движение, в доли секунды, твоих зрачков и ты посмотрел. Скорость зрачка так близка скорости мысли, что не успеваешь препятствовать ей другой мыслью, заряженной волей не делать этого. Так, читая книгу, задаешься целью не смотреть на номер страницы. Читать художественно, отталкиваясь от поворотов сюжета а не от статистики, количества страниц. Но стоит лишь вспомнить об этом своем правиле и момент вспоминания совпадает по скорости с движением зрачков. Встать и сделать что то физическое, это настолько долго что как одной мыслью направляется, так еще сотней мыслей может остановится или изменится. Зрачки, дыхание, пульс сердца, это уже другое. Следующее за ними это уже конец физики. Это мысль. Думать, не думать. Максимум противостояния. Только стоит подумать заставить себя, не произвести ни одной, той или иной мысли, как сразу же произведешь. Момент воспоминания об этом совпадает по скорости с запуском этого самого. Или же все таки предшествует, но эта разница во времени, так микроскопична что не позволяет вставить в нее «волевую заслонку». При действии направленном на внешние физические объекты есть я, конкретное, физическое и разумное, и конкретное физическое не я. При влиянии на свою тонкую органику, это я уже дифференцируется. Разумное над физическим. При влиянии на мысль я оказывается в тупике. Его носителем является мысль, выше скорости которой не имеет более ничего, что можно было бы найти в иерархиях Я. Здесь вертикаль воздействия сверху вниз, становится горизонталью вечных антагонизмов. Первична ВОЛЯ. Она ядро. Она выше всего. Она не один из объектов. Она функция. Главная. Она не может восприниматься вне цели. Вне контекста. Кризис произошел по причине отсутствия контекста. Цели. Следовательно, воли. Волевого усилия. Отсутствие целесообразующего контекста, цели и, следовательно присущей этому воли, привело к такому утопанию в дискретных единицах, мыслях. Проще сказать безделье, бесцельность процесса, санкционировала отсутствие, ненужность, дробление я. Пульс сердца, ритм дыхания, все тонко органичное и так связанное с состоянием психической сферы. Все было запущено природой и двигалось инерционно. Волевое проникновение, безвольного и недисциплинированного, непостоянного, истеричного субъекта в область этого растительного постоянства, полностью его разрушило. Теперь слабости моей воли распространились на то, что до этого было вне ее компетенции. Так, воздух, провожаемый при медитации сознательно в легкие, отказывался идти туда несознательно. Шел в голову, обдавая холодом затылок изнутри. Выйти, покинуть это пространство, передав снова бразды правления растительной инерции, теперь было невозможно. Взять эти бразды в свои руки. Проникнуть до конца в эти глубины, подчинив их. Стать чистым субъектом воли, как во вне, так и внутри. Воля. Цель. Контекст. Функция, выше дискретных единиц. Как интонация выше слов. Выше функции ИДЕЯ. Кризис, не давший бы о себе знать при обычной, жизненной манифестации своей воли в миру, достиг своей абсолютной глубины в одиночестве, во взаимодействии с самыми тонкими объектами. Для выхода из него необходимо перейти из спонтанного, обычного волевого субъекта, в абсолютного, произвольного, тотального. Подчинить своей воле все. И мысль тоже. Уже нельзя из неизвестного внутри направлять ее в известное вне. У Юнга это называется, по моему, трансцендентной функцией. Такая волевая самоотдача какой то одной своей функции, мобилизует против тебя все ОНО. Полный уход в сознание, это начало войны против тебя подсознания. Целостный, природный, иррациональный Дионис против сознательного, рационального, дифференцированного Аполлона. Человек в 20 лет, с абсолютным доминированием образного мышления, левша не от мира сего. Идеалист, художник, поэт, уходит в чистое рацио. Конечно, это все должно было произойти. Клавдия Тимофеевна заметила что, что-то не то. После я ей сказал что произошло. Причины, о которых я думал тогда. Поверхностные, чисто технические. Она сказала, что мне нужно влюбиться. Элман, «эдик», юморной, начитанный эрудит, азербайджанец, похожий на Луи де Фюнеса, с моей фабрики, сказал то же самое, только другими словами… Манифестация воли. Любовь, страсть, идея. Одно посредством другого. Без конца. Дионис и Аполлон. Воля и любовь. Музыка и Революция. Без конца. Любовь контекст. Воля функция. Не справившись с этим взрывом, кризисом, я можно сказать, тогда, бежал из своего затворничества на улицу. К друзьям. В молодость. В относительном одиночестве прожил тогда восемь месяцев. Так и не поняв причин. Пообещав себе вернутся. Вернулся в 95м, пятого сентября. Почти на год. Это нельзя назвать победой. Во «внутрь» я не возвращался, бежав оттуда тогда. Несмотря на не вылеченную боль, расщепление там внутри, я был постоянно вовне. Механическое чтение политической и исторической литературы. Телевизор. Набор информации перед борьбой, революцией. Перед политикой. Противопоставление себя внешнему миру, истеричное и агрессивное, помогало бежать, забыть о мысли что «там», внутри, я по прежнему не один, не субьект. Новый 96й, встретил совершенно аполлонически. Единственный раз в своей жизни. Совершенно сам. Вышел на улицу в 11. Холодный пустой город. Одинокие, спешащие к 12ти. Самый чистый символ того, что ты и мир, вы движетесь в разные стороны. Что ты не мир. Прошел своим любимым маршрутом. Петля по центру. Два; два с половиной часа пешком. Абсолютно пустой, холодный город. Деревья, дома, все, какое то иное. Наверно все становится иным только в этот миг, когда совершенно никто его не видит, что бы потом снова притвориться на целый год. Стать обычным и банальным. Ровно в 24 00, или без пяти, идя по площади, пропустил перед глазами весь этот год. Одиночества. Мобилизации и замирания перед броском в историю. ( Наверное, так церемониально входить в историю, играя роль, можно только после ее конца) Год в предуготовительной пустоте, трещине между тем, обычным, и новым 96м, снова социальным и не одиноким, но иным. Как в ритме Тойнби, уход-возврат. Но иным и по иному. Снова в общество. В мир. Но с целью. Страшной и абсолютной. В обществе. Вне общества. Против общества. Просмотрев прошлое, сказал, высказал, будущее. Наметил. Сказал себе там же, на площади. О том, что будет партия. О том, что будет борьба. О том, что возможно будет террор. В 96м, все это было. Партия, борьба и террор. После была тюрьма. Тотальное Я. Чистая, спонтанная субъектность, утерянная по причине ухода из «музыки» в политику, из поэзии в статистику, из мистики в рацио; как еще могло быть возвращено это пластичное, поющее, цельное Я, как не террором, как не пылающим израильским информационным центром. Снова в музыку. В другую музыку. Воля и Любовь.
При влиянии на мысль я оказывается в тупике. Его носителем является мысль, выше скорости которой не имеет более ничего, что можно было бы найти в иерархиях Я. Здесь вертикаль воздействия сверху вниз, становится горизонталью вечных антагонизмов. Первична ВОЛЯ. Она ядро. Она выше всего. Она не один из объектов. Она функция. Главная. Она не может восприниматься вне цели. Вне контекста. Кризис произошел по причине отсутствия контекста. Цели. Следовательно, воли. Волевого усилия. Отсутствие целесообразующего контекста, цели и, следовательно присущей этому воли, привело к такому утопанию в дискретных единицах, мыслях.
Отправлено: 01.11.08 00:13. Заголовок: клуб 4 лапы пишет: ..
клуб 4 лапы пишет:
цитата:
Короче пробей где атусин толкают, в какой аптеке... Остановись возле нее и стань, обожди И когда увидишь такого кучерявого юношу с блестящими глазами, интеллигентно направляющегося в аптеку, - то знай, это он!
Отправлено: 14.08.09 16:54. Заголовок: С подобными обывател..
С подобными обывательскими текстами - на форум к Новодворской. Сюда пока еще рановато. Еще раз увижу - руки-ноги нахуй повыдергиваю. Вообще охуели, суки, на Гаркавенко пасть раскрывать.
В 20-х числах февраля 1997 года кто-то поджог Израильский Культурный Центр. С огнем пожарные боролись до утра. Справились, но Израильский Культурный Центр (ИКЦ), выдвинул первоначально сумму ущерба в 3 тыс. гривен. А этот центр выполнял, по сути, функции Израильского консульства и во всю готовил репатриантов. Почерк всех трех вышеперечисленных поджогов был идентичен. К тому же возле ИКЦ вновь оказались листовки, на сей раз антисионистского содержания. А молва об УНРА уже шла по Харькову. http://zavolu.info/107.html
Все даты в формате GMT
2 час. Хитов сегодня: 156
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Тоже Пушкинская 32
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума