ОТБРОСЫ ОБЩЕСТВА

Слово «палево» уже крепко вошло в обиход. Но не сегодня – сегодня палева не было.
Уходили спокойно. Встречаясь на перекрестках, улыбались украдкой, кивали друг другу на бестолково снующие патрульные автомобили. Менты потерянно ходили вокруг, помахивали дубинками, зажатыми в красных, тяжелых кулаках, всматривались в лица. Подоспевший не к месту ОМОН парковал свои автобусы во дворах. А мы спокойно уходили и улыбались друг другу украдкой, встречаясь на перекрестках.

Серое утро. Я курю на остановке, провожаю взглядом уезжающие маршрутки. Стараюсь увидеть в их номерах что-нибудь полезное лично для меня. Девчонки стоят неподалеку, хмурые, но спокойные. Я не знаю, как их зовут, знаю, что они из партии, этого сейчас достаточно, чтобы считать их родными сестрами. Потом ломается зажигалка, я привык, они все время ломаются перед акциями. Достаю спички, прикуриваю еще одну сигарету, смотрю по сторонам. Зябко.
Вижу еще несколько знакомых в толпе, по понятным причинам сразу отвожу глаза, вижу в толпе ментов, я уже умею отличать их даже в штатском. Это суровые, коренастые мужики. Это «Центр Э». Центр по борьбе с экстремизмом. По борьбе с нами.
Подходит парень в зеленом бомбере – штурмовике и голубых джинсах, недолго мнется рядом.
- Ну что, пошли? - спрашивает он, глядя на часы.
- Пошли, - соглашаюсь я. И мы уходим.
Всего несколько человек, горстка, отделяются от вялой воскресной толпы. Но отделились они много раньше и, я уверен, что окончательно.

Мы спустились в метро, не глядя, не разговаривая, зашли в вагон, вцепились в поручни. Три остановки вперед, одну назад, еще две вперед. Дальше пешком. Быстрым шагом, разбившись на пары, добрались до площади, где хмурит брови бронзовый Достоевский.
На сердце сразу полегчало - почти все здесь. Добрались, доехали, и теперь нас много – с утра стекались со всех концов города маленькие группки.
Вон дуют на стаканчик с кофе, улыбаются друзья-пацаны, на троих купили, денег нет ни у кого. Гауляйтер задумчиво читает листовку, не поднимая от нее серьезных глаз.
Лица девчонок наконец просветлели, они увидели подруг. Но мы все равно топчемся отдельно, ни с кем не здороваясь, или с видом зевак слоняемся по площади. Каждая секунда как пытка. Ударами сердец мы отсчитываем время до приказа. Скорее бы все кончилось.
Наконец парень в зеленом бомбере протягивает мне спрятанный под курткой фаер. Я кладу его в карман пальто, карманы большие, и его не заметно. Несколько пацанов, озираясь, идут к припаркованному неподалеку, потрепанному «жигуленку». Там, на заднем сиденье, лежат древки, растяжки и мегафон. Флаги под куртками, теплые и шуршащие.
И вот, в один миг, площадь вскипает черно-красными знаменами. Знамена чертят зигзаги в весеннем небе. Воскресный, стадный, жующий что-то люд бросается от нас в разные стороны. Я дергаю шнур фаера и поднимаю его над головой. Поднимаю над головой рвущееся, шипящее, плюющее искрами пламя! Вырвав сердце, поднимаю его над головой!
Случайный пэпээсник кричит визгливо в рацию, его тут поставили пьяных из толпы выдергивать, а здесь бунт, революция! Да и мы не пьяные, мы просто красивые, все, так, что глаз не оторвать.
Гауляйтер идет впереди. «Поздравляем всех с днем русской нации!» - хрипло выкрикивает он в мегафон. «Мы вас научим родину любить!» - ревет в ответ наша молодая свора. Щелкают затворами фотокамеры, блестят глаза, ботинки, давят весеннюю слякоть. «Революция!» - несется над площадью.
Но вдалеке уже слышен лай сирен, и пэпээсник, бочком, неуклюже, но все же решается к нам подойти.
«В расход!» - кричит парень в зеленом бомбере, и мы летим в переулки, сбивая с ног зазевавшихся прохожих.

Через какое-то время сбавляю шаг, бежать смысла нет, этим олухам не видно, как я киплю внутри. Я улыбаюсь уголками губ и даже рад смотреть на их серые, под цвет формы рожи. Никто не задержан, и вечером это безобразие будет на экранах страны.
Стекается в метро праздная воскресная толпа, я не согласен с ней, и я спускаюсь в метро один.
Нас немного, но у нас получится. Один раз получилось, а теперь мы народились заново. Что будет дальше, Война или Любовь, меня мало интересует. Я не делаю между ними различий.